❄🎄❄ банковские продукты для частных лиц и бизнеса ❄🎄❄ ❄🎄❄ дебетовая карта с кешбэком рублями до 25% ❄🎄❄
16/03/2010 «Говорит Лондон!» Часть вторая
Впервые опубликовано на сайте BBC Русская служба
Первую часть читайте здесь!
На сайте BBC Русская служба была опубликовано продолжение заметки об истории британской контркультуры.
Ниже материал заметки приведён полностью.
В прошлый раз обзор новой книги британского журналиста Барри Майлса «Говорит Лондон. История контр-культурного Лондона после 1945 года» мы завершили рассказом об организованной редакцией андерграундной газеты International Times грандиозной психоделической вечеринки в бывшем паровозном депо Roundhouse.
Идея всем настолько понравилась, что было решено создать постоянный клуб. Название его - UFO (НЛО) - вполне соответствовало космической футуристической музыке постоянно игравших там групп Pink Floyd и Soft Machine.
«Мы хотели создать еженедельный ночной клуб, который стал бы не только источником денег для газеты, но и превратился бы в центр лондонского андерграунда», - рассказывает Барри Майлс.
По его словам, в каком-то смысле это были деревенские посиделки, где все собирались, обменивались новостями, слухами и сплетнями.
«Начиналось всё в 10.30 вечера и продолжалось до открытия метро. Раньше начинать мы не могли, так над нами был кинотеатр, и наша музыка заглушала кино. Люди танцевали, принимали наркотики. Алкоголя не было. А происходило всё в старинном ирландском танцевальном клубе - прекрасный полированный пол, зеркальные стены. Ну и конечно всё мерцало психоделическим освещением - не только сцена, но и стены, пол, потолок - настоящий андерграунд», - продолжает Майлс.
Одной музыкой, разумеется, интересы жадной до всего нового молодёжи тогда не ограничивались, и вскоре команда International Times придумала ещё одно место - Arts Lab (Художественная лаборатория), идея которого состояла в сломе барьеров между различными видами искусства – так, чтобы всё происходило в одном экспериментальном пространстве.
«Сразу у входа вы попадали в художественную галерею, в подвале показывали кино, причём на полу были набросаны матрасы . Нужно было снимать обувь, так что запах там стоял не самый приятный. Там же заводились многочисленные сексуальные связи. Фильмы крутились по большей части экспериментальные. Был и небольшой театрик, в котором ставились тоже по большей части экспериментальные постановки. Дэвид Боуи - ещё задолго до того, как он стал поп-певцом - выступал там в группе мимов с раскрашенными лицами. Это театральный опыт впоследствии здорово пригодился ему в его театрализованных программах», - вспоминает Барри Майлс.
Идея клубов, подобных UFO и Arts Lab оказалась очень заразительной, и вскоре - сначала по Лондону, а потом и по всей стране - они стали расти, как грибы. Как нельзя кстати подоспело и «Лето любви» - лето 1967 года, начавшееся со знаменательной даты - выхода 1 июня в свет битловского «Сержанта Пеппера». Обычно это время ассоциируют скорее с Сан-Франциско, чем с Лондоном, но в книге у Барри Майлса есть целая глава, которая так и названа - «Лето любви».
«К счастью, лето 1967 года оказалось, что необычно для Лондона, очень тёплым. Газеты придумали для хиппи название - дети цветы. Люди собирались в парках: девушки в длинных, до пят, цветастых платьях, с цветами в волосах, парни предпочитали жёлтые бархатные брюки», - пишет Майлс.
«Всё это было действительно в духе Сан-Франциско: играли на флейтах, стучали по индийским барабанам. Это был период невинности андеграунда, последний год, когда всё ограничивалось марихуаной и ЛСД, до появления СПИДа, транквилизаторов, амфетаминов. Уже через год всё изменилось - огромную роль стала играть политика, пошли демонстрации против войны во Вьетнаме, май 68-го в Париже. Но годом раньше всё было ещё невинно, люди пытались вернуться в наивность и невинность детства», - говорится в книге.
Один из звуковых символов эпохи – песня Lucy in the Sky with Diamonds, в названии которой, как принято считать, зашифровано название наркотика ЛСД. Хотя сам Джон Леннон клялся, что ничего подобного в виду не имел, и что песня навеяна принесённым из школы детским рисунком его сына Джулиана - та самая наивность и невинность детства, о которой говорил Барри Майлс.
Интересно, что между хиппи и панками, которые кажутся противоположностью друг другу, было переходное связующее звено - далеко не так хорошо известная, но важная для развития андеграундной экспериментальной сцены группа художников и музыкантов, объединённых под немного пугающим названием Throbbing Gristle - пульсирующий хрящ.
Во главе её стоял человек по имени Genesis P. Orridge. Даже в его имени – разумеется, ненастоящем - было шокирующее сопоставление: Genesis - название первой библейской книги, Книги Бытия, а P. Orridge - это всего лишь разделённое точкой слово porridge - самая заурядная овсяная каша.
«Подход Genesis P. Orridge к искусству, разумеется, не имел ничего общего с миром и любовью, - считает Барри Майлс. - Он хотел показать людям весь ужас человеческого существования. Шокируя аудиторию, он пытался пробудить в ней осознание того, кто мы, где мы и зачем мы. Корни его - в самом радикальном крыле философии хиппи, которая ставила под сомнение абсолютно всё, во что мы привыкли верить».
«Почему, например, нельзя носить женское платье, или водрузить себе на голову подушку вместо шляпы ? Подобного рода дикие, невероятные вещи. Увлекался он и сексуальным экспериментированием, причём и тут границ для него не было - всё было дозволено и доступно. Неудивительно, конечно, что с таким подходом к жизни на него быстро обратили внимание даже терпимые британские власти, и вскоре, опасаясь преследования, он бежал в Америку. От перфоманса он перешёл к музыке, используя те же принципы в своих группах Throbbing Gristle и Psychic TV. В общем, можно сказать, что он стремился изменить мир к лучшему, только делал это весьма радикальными методами», - считает Майлс.
Раз уж в нашем разговоре с Барри Майлсом речь зашла о панке, я не мог не спросить об отношении его собственном и его сверстников-единомышленников к новой, появившейся в середине 70-х субкультуре.
«Я всегда рассматривал панк как последнюю главу, как завершение хиппистского периода. Для меня панки - те же хиппи, только с короткими волосами. Взять хотя бы Clash - и Джо Страммер, и Мик Джоунс родом из хиппи, они читали International Times и ходили в UFO. Просто панковская идеология или, если угодно, мода требовали всячески поливать хиппи грязью», - ответил мне Майлс.
«Пожалуй, только Мальком Макларен и Sex Pistols были открыто агрессивно настроены к идеям 60-х. Макларен терпеть не мог хиппи и всё, что с ними связано. Он ненавидел Beatles и считал, что рок-н-ролл закончился примерно в году 60-м, на Чаке Берри и других классиках жанра», - заявил он.
«На самом деле было две ветви панка. Одна вышла из уличной полукриминальной среды и, конечно же, шокировала молодых людей из среднего класса, которые до этого слушали интеллектуальный прогрессив-рок. Другие, как тот же Страммер, учились в дорогих частных школах и сознательно подражали простецкому акценту», - считает Барри Майлс.
«У них не было такого уж радикального отторжения прежних ценностей, и, как только появился шанс сделать респектабельную карьеру в шоу бизнесе, они оказались поглощены музыкальной индустрией - взять хотя бы Элвиса Костелло. В начальный период, буквально первые несколько месяцев, панк был настоящим социальным прорывом - захватывающим и по-настоящему творческим. Пинок под зад застывшему британскому обществу», - продолжает автор книги «Говорит Лондон. История контр-культурного Лондона после 1945 года».
После панков были новые романтики, были готы, была рейв-культура, но с точки зрения социально-культурной географии Лондона важнейшим явлением последних десятилетий стало, пожалуй, перемещение андерграунда и контркультуры из центральных районов города на восток столицы.
«Художественная среда всегда стремится туда, где дешевле, - говорит Барри Майлс. - Когда-то давно таким районом был Челси, затем Ноттинг-Хилл и Камден, хотя сейчас в это трудно поверить. Смещение на восток началось ещё на рубеже 70-х и 80-х. Именно там поселился, когда приехал в Лондон, Genesis P. Orridge».
«Художники получили от властей разрешение занимать пустующие дома - до того момента, когда появятся деньги на их ремонт. Возникают галереи, а вокруг них бары, клубы и рестораны, место становится модным. Процесс цикличный - когда-то заброшенные районы Ист-Энда Шордитч и Хокстон сейчас не многим дешевле Ноттинг-Хилла и Камдена, и художникам приходится двигаться ещё дальше на восток. Там теперь буквально сотни галерей. Но тамошняя сцена скорее художественная, чем музыкальная», - замечает Майлс.
«Как же так, неужели нет ничего в музыке, что было бы характерно для этого времени и места?» - недоуменно спрашиваю я.
«Честно говоря, и я не знаю…», - слегка растерянно отвечает мне Барри Майлс.
© Александр Кан
Впервые опубликовано на сайте BBC Русская служба