Агентство Лангуст [переход на главную]

16/09/2015 Национализм: как печатное слово соединило людей
Впервые опубликовано на сайте Republic

На сайте Republic была опубликована статья о формировании наций в Европе.

Ниже материалы статьи приведены полностью.

В основе современного сознания лежат несколько ключевых понятий-аксиом, которые стали аксиомами совсем недавно, в последние столетия.

Это познаваемость мира, светский характер знания, демократический и республиканский строй, и национальная принадлежность. Всё это мы принимаем за данность, и всех этих данностей не существовало совсем недавно, причём возникали они в связи друг с другом. Переход к этим представлениям об обществе - одна из ключевых инноваций Нового времени и «скачок парадигмы», хотя мы уже почти забыли, насколько иначе мыслили наши предки свой мир и самих себя каких-нибудь 20 поколений назад.

Семья за субботним чтением Библии. Истман Джонсон.

Условный период «Нового времени» (иногда также называемого «модерн», «эпоха модерна») в разных историографических традициях датируется по-разному. Его нижняя граница проводится от падения Константинополя (1453 г.) до Славной революции в Британии (1688 г.), а верхняя граница - от Великой французской революции (1789 г.) до Первой мировой войны (1914 г.). Мы будем называть Новым временем XVI-XVIII в. (1492-1789 г.). Это время в истории Европы отмечено большим количеством интеллектуальных прорывов. Реформация, «научная революция», первая Промышленная революция, первые паровые машины - вот лишь некоторые из ключевых событий интеллектуальной истории человечества. В этом очерке мы рассмотрим первый этап формирования только одной из основ сознания современного человечества и то, как необратимо изменился мир. Это создание современных «наций» и «национализма» - чувства солидарности людей одной нации.

Современные люди, как правило, уверенно относят и себя и своих предков к определённым нациям по рождению. Национальная принадлежность в нашем понимании вечна и наследуема: мы рождаемся и живём от природы русскими, поляками, немцами, французами и так далее, и таковы же были и наши предки, по крайней мере, по одной из линий, насколько мы представляем себе в прошлое свою родословную. Нам кажется, что нации и мы в них были всегда. Эта «имманентность» - одна из самых интересных черт феномена «наций», который не существовал ещё 500 лет назад.

Слово natio, означающее на латинском языке «рождение», изначально употреблялось в значении «племя, народ». Раннехристианские авторы называли этим термином язычников. Нам уже известно, что у школяров Высокого Средневековья так назывались выходцы из германоязычных и романоязычных стран. Но самоидентификация у жителей Европы эпохи Средних веков была иной. Они мыслили себя в первую очередь как членов определённой религиозной общины - либо христиане, либо мусульмане, либо иудеи. Внутри этих границ они были подданными того или иного монарха, обладавшего «божественным правом» на власть. Миряне подчинялись своему королю, не задавая лишних вопросов, почему он правит ими. Король был настоящим, если рождался в семье короля и был «правой веры». Бунты и мятежи не приводили к смене династии, если в их главе не стоял другой член правящего рода, а руководители повстанцев либо провозглашали себя истинными наследниками трона, либо посягали на то, чтоб руководить королём в качестве высшего должностного лица. А какого роду и наречия был подданный короля, если он верен присяге - это значения не имело. При дворах монархов Европы было немало аристократов, родившихся в других странах, городским «патрицием» Германии можно было стать по браку, титул в Британии был привязан к поместью, а поместье к клятве королю - место происхождения и родной язык никого не беспокоили. Поэтому, возможно, на «нации» делились только монашки-студиозусы, подчинявшиеся только римскому папе и смотревшие свысока на мирян, которым они оказывают честь уже тем, что живут среди них и молятся о них.

Современное представление о границах часто вызывает у современных людей недоумение. Глядя на карту, мы представляем себе границу между закрашенными разными цветами государствами как жёсткую линию, по сю сторону один мир и страна, по ту другой. Чересполосица поздних Средних веков и раннего Нового времени вызывает у нас недоумение - как она вообще могла существовать, как жили люди в этом лоскутном одеяле? Но для жителей того времени это выглядело совершенно иначе: власть означала, что некий король присылает судью, собирает налоги и иногда издаёт законы. Если владение передавали по наследству, дарили, отдавали в приданое или обменивали - для жителей местности, как правило, это ничего всерьёз не меняло. Границ не было - были зоны власти того или иного правителя. Вымышленный писателем-нобелиатом (и профессиональным историком) Роменом Ролланом купить книги Ромена Роллана в романе «Кола Брюньон» диалог, происходящий якобы во Французской Бургундии в смуту 1616-1617 гг., мог произойти в Средние века где угодно и между кем угодно:

- Я тебя спрашиваю, милейший, что у вас думают, как на что смотрят. Добрые ли вы католики? Преданы ли королю?

Я отвечаю:

- Бог велик, и король весьма велик. Их обоих очень любят.

- А что думают о принцах?

- Это очень большие господа.

- Так вы, значит, за них?

- Да, сударь, а то как же.

- И против Кончини?

- Мы и за него тоже.

- Как же так, чёрт возьми? Да ведь они враги!

- Не буду спорить… Может быть… Мы за тех и за других.

- Надо выбирать, помилуй бог!

- Да разве надо, сударь мой? Так уж необходимо? В таком случае я готов. За кого же я тогда?..

В течение Нового времени это положение дел изменилось. В 1500 г. на вопрос «кто ты» европеец отвечал «христианин», «подданный короля Франции» или «гражданин Нюрнберга». В 1900 г. ответ звучал иначе - «я немец», «я француз», «я британец». Появилось то, что принято называть «национальной идентичностью».

Существует целый ряд теорий происхождения наций, но наиболее убедительная и последовательная теория была выдвинута профессором Корнельского университета (США) Бенедиктом Андерсоном. Сдвиг идентичности, по мнению Андерсона, был вызван появлением «печатного капитализма» и легитимизацией народных культур (Андерсон, Бенедикт. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2002). Собственно процесс создания наций в Европе завершился в XIX в., но его начало было положено в XVI в.

Средневековая письменная культура высшего уровня была латиноязычной. «Отец Церкви» Аврелий Августин Гиппонский (354-430 гг.) утверждал, что табличка «Царь Иудейский» на кресте Христа сделала три языка (древнееврейский, древнегреческий и латинский купить пособия по древнегреческому и латинскому языкам), на которых она была написана, «первыми среди всех», а впоследствии Исидор Севильский зафиксировал в своей энциклопедии «Этимологии» эту точку зрения уже как учение о «трёх священных языках», на которых только и допускается богослужение. Все остальные языки считались простонародными (lingua vulgares), разговорными (lingua vernacula) и долгое время принимались только из снисхождения к неспособности их носителей освоить латынь.

Традиция богослужения на языках других народов в Восточной церкви на Западе вызывала презрение; с точки зрения клириков римско-католической церкви, это была недопустимая профанация слов, обращённых к Богу. Возможно, это тоже часть традиции, унаследованной от Рима, где, как мы знаем, форма слова была важнее смысла, а священнодействие должно было исполняться строго по установленному раз навсегда порядку. Турский собор 813 г. специально оговорил, что местные романские и германские языки могут допускаться в проповеди, в которой епископ или священник своими словами объясняет пастве вопросы веры, но обедня (месса) должна служиться на латинском (Французские филологи ведут отсчёт французского языка как самостоятельного языка именно с этой даты, считающейся его первым упоминанием). Чешский князь Вратислав в 1071 г. обратился к папе Григорию VII (Гильдебранду) с просьбой разрешить использовать в богослужении Кирилло-Мефодиеву Библию купить христианскую литературу и получил отказ. В Позднем Средневековье влиятельной нормой канонического права было включённое в «Декреталии» письмо папы Иннокентия III епископу Метца против ереси вальденсов (ок. 1215 г.), которое не одобряло переводы Библии на другие языки. Такие переводы никогда не были запрещены полностью, но и не поощрялись; Оксфордский собор 1407-1408 гг. проклял английский перевод гуманиста Джона Уиклифа (1383 г.), которым пользовались еретики-лолларды, а перевод Библии на французский 1297 г. был оформлен как «Историческая библия», толковый текст с купюрами и экскурсами в светскую историю.

Литературные памятники купить книги серии Литературные памятники на языках Европы существовали во все времена (например «Беовульф», «Песнь о Нибелунгах», скандинавские саги, «Песнь о Роланде», «Песнь о моём Сиде», «Парцифаль» купить книги из каталога фольклор), но, по-видимому, рассматривались не как часть высокой культуры, а как низкий развлекательный жанр. Раймунд Луллий до своего обращения был поэтом, и оценивал свои не дошедшие до нас стихи на каталанском языке как непристойные и эротические (возможно, несправедливо). Но и латынь вполне употреблялась для низких жанров - тому примером уже известная нам поэзия вагантов. Была популярна и «макароническая поэзия» - смешение народных языков с латынью, пародировавшее попытки недоучившихся докторов и юристов говорить на латинском.

В эпоху Возрождения отношение к народным языкам стало меняться. Одним из первых, кто стал писать на родном «низком» языке, был тот же Раймунд Луллий, оставивший тексты не только на латинском, но и на каталанском (его роман «Бланкерна» 1283 г. иногда считается первым образцом жанра романа в европейской литературе). Итальянские гуманисты XIV в. Данте Алигьери купить произведения Данте Алигьери, Франческа Петрарка купить произведения Франческо Петрарки, Джованни Бокаччо купить произведения Джованни Боккаччо начали создавать литературу на итальянском языке, одновременно продолжая писать и на латинском. По мере распространения идей гуманизма национальные литературы стали возникать и в других странах Европы. Как нам уже известно, на 1500 г. корпус раннепечатной литературы состоял на три четверти из латинских книг и на четверть из книг на языках Европы. В XVI в. ситуация радикально изменилась. Латинская литература стала по большей части богослужебной и учёной, а светская стала народной.

В середине XVII в. латынь стала уходить и из научной литературы. Первым родной язык освоил Галилео Галилей, писавший в 1620-х гг. на итальянском. В 1667 г. Исаак Ньютон ещё писал «Математические начала натуральной философии» на латыни, но Роберт Бойль написал «Скептика-химика» в 1661 г. уже на английском, и первый научный журнал мира «Философские труды Королевского общества» стал выходить в 1665 г. тоже на английском. Те учёные, кто писал на латинском, делали это всё более с целью быть прочтёнными коллегами из разных стран и всё менее из почтения к бывшему «священному языку», Латынь сохраняла свои функции lingua franca до середины XVIII в., уступив их французскому, со 2й четверти XIX в. языком мировой науки стал также немецкий, а с середины XX в. и по наши дни - английский (Наиболее глубокое исследование эволюции «языков науки» см. в. Gordin, Michael D. Scientific Babel: The Language of Science from the Fall of Latin to the Rise of English. Profile Books, 2015).

По Андерсону, этот переход на родные языки был бы невозможен без того, что Андерсон назвал «печатным капитализмом» - общеевропейским коммерческим книгоизданием. Книгоиздание делало книги всё дешевле, а это означало, что книгоиздателям стали доступны всё более широкие слои платёжеспособных читателей, но эти читатели всё меньше владели латынью и всё больше - только своим родным «народным» языком. Одновременно первые издатели Европы сделали и другое деловое открытие, которое, по мнению Андерсона, стало критически важным для создания новых национальных идентичностей в Европе - возникла новостная периодическая печать, газеты и журналы.

Первые газеты выросли из потребностей коммерции и опирались на общеевропейские банкирские сети. Первым «новостным агентством» всей Европы был банковский дом Фуггеров из Аугсбурга, бывший кошельком империи Габсбургов (Габсбурги же и разорили Фуггеров). В середине XVI в. в Венеции появляется печатный новостной листок ценой в одну монету «газета» (2 сольди). В современном понимании первая газета возникла в начале XVII в. - это была Relation aller Fürnemmen und gedenckwürdigen Historien («Известия о всех важных и памятных новостях), которую издавал Иоганн Каролус в Страсбурге. С 1645 г. в Швеции выходит Ordinari Post Tijdender - старейшая издаваемая до сих пор газета мира. В Россию газеты принёс Пётр Великий в 1702 («Ведомости»).

Функция газет и книг, как считает Андерсон, была в том, что они рассказывали об одних и тех же событиях людям, которые не знали друг друга, но представляли себе друг друга в воображении, и на этой основе у читателей газет возникало чувство общности. Печатные издания информационно объединили людей, ранее не знавших друг друга.

«Добуржуазные правящие классы добивались сплочённости, в некотором смысле, вне языка, или, по крайней мере, вне печатного языка», - пишет Б. Андерсон. «…Солидарности были продуктами родства, отношений зависимости и личных преданностей. „Французские“ дворяне могли помогать „английским“ королям бороться с „французскими“ монархами, и делали это не исходя из общего языка или культуры, а, если отбросить в сторону макиавеллиевские расчёты, исходя из общих родственных и дружеских связей. Относительно небольшой размер традиционных аристократий, их фиксированные политические основания и персонализация политических отношений, предполагаемые сексуальной связью или наследованием, означали, что их сплочённости в качестве классов были столь же конкретными, сколь и воображаемыми. Неграмотная аристократия всё же могла действовать как аристократия. А буржуазия? В этом случае имел место класс, который, образно говоря, обрёл существование как класс лишь в многочисленных репликациях. Владелец завода в Лилле был связан с владельцем завода в Лионе только реверберацией. У них не было необходимости знать о существовании друг друга; они обычно не заключали браков с дочерьми друг друга и не наследовали собственность друг друга. Однако они сумели представить себе существование тысяч и тысяч им подобных через посредство печатного языка. Ведь бесписьменную буржуазию вряд ли возможно даже представить. Таким образом, со всемирно-исторической точки зрения, буржуазии были первыми классами, достигшими солидарностей на воображённой, по сути, основе. … Если сформулировать это иначе, спать можно с кем угодно, но читать можно только слова какого-то народа» (Андерсон, Бенедикт. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2002.).

Такие «воображаемые сообщества» (русский перевод неточен; правильнее - «воображённые»), говорит Андерсон, и есть современные нации.

Печатный капитализм был в ключевой мере ответственен и за Реформацию, расколовшую Европу на «католиков» и «протестантов». Мартин Лютер вряд ли бы смог начать настолько массовое движение за обновление церкви в отсутствие печати. Его исходный манифест, «95 тезисов», разошёлся по Европе изначально в рукописном виде, но уже через несколько месяцев был переведён в печатную форму и в таком виде был прочтён всей читающей публикой. К моменту, когда папа Лев X обратил внимание на «немецкого монаха», Лютер уже опубликовал целый ряд памфлетов, первый перевод Евангелия, а после того, как религиозный конфликт начал набирать обороты, добавил к этому полный корпус литературы - Библию, катехизисы, толковые проповеди - всё на немецком, и всё в печатном виде.

Реформация в свою очередь оказала немалое влияние на сознание европейцев. С одной стороны, религия, став личным выбором совести, одновременно утрачивала сакральность. В 1555 г. Аугсбургский мир прекратил религиозный конфликт, постановив, что каждый правитель лично решает вопросы веры в своей юрисдикции (с 1582 г. этот принцип стали формулировать «чья власть, того и вера» - cuius regio eius religio). Вера, переданная из ведения папы на усмотрение земных князей, потеряла для европейцев ореол «не от мира сего». Это способствовало формированию и укреплению светского мировоззрения.

С другой стороны, это был первый серьёзный конфликт на религиозной почве за много столетий, причём массовый как никогда. Доктрина «оправдания верой», которую продвигал Лютер, предполагала, что мирянин уже не может делегировать дело спасения своей души профессионалам-клирикам (в том числе купив индульгенцию), а должен лично заслужить рай истовой верой и благочестием. Получив впервые возможность прочесть Писание, грамотные европейцы стали массово думать о вере, рассуждать о вере - и сражаться за веру с небывалым ранее фанатизмом. Интерес к интеллектуальным проблемам, в свою очередь, стимулировал интерес к чтению и осознание чувства сообщества. Если в XV в. все европейцы делились на христиан и не-христиан, то в XVI-XVII в. вопрос «како веруеши» стал поводом для кровопролитий и расправ. Волна сожжения ведьм прокатилась по Европе усилиями не папской инквизиции, а светских судов, в основном с судьями-протестантами. Граница свой-чужой оказалась размыта и стала формироваться заново уже не «от старины», а по личному и продуманному выбору. Такие страны, как Франция, Польша, Венгрия, остались католическими только в результате стечения обстоятельств, Британия, Нидерланды, Дания, Швеция ушли из-под власти папы, английские пуритане бежали за океан на территорию современных США - и всюду шли ожесточённые войны, смуты, восстания.

Русское царство также было частью общеевропейского религиозного сдвига. Прямые аналогии проводить нельзя, русское православие оставалось в греческой, а не западной традиции, но интеллектуальный обмен между Европой и Русью были интенсивным, и общая волна интереса к вероисповедным проблемам докатилась и до Москвы. На Руси прошли события, подобные и Реформации (Стоглавый собор 1551 г.), и Контрреформации (Никонианские реформы 1666 г.), и секуляризации религиозной власти (патриаршество Иова и Филарета, и в конечном итоге синодальная реформа Петра I). Да и войны, в которых участвовало Русское царство, тоже неизбежно интерпретировались как религиозные распри - и Ливонская война, и войны с крымскими Гиреями, и Смутное время, и «Хмельничина» (восстание гетмана Хмельницкого, часть общепольского «Потопа»). «Схизматики», «паписты», «люторы», «магометане» - эти враждебные прозвища сопровождали почти все межгосударственные конфликты эпохи, в которой политика и религия переплетались нераздельно.

Границы в результате Реформации укрепились и изменили свою природу. Религиозные конфликты XVI в. постепенно перешли в Тридцатилетнюю войну, которая опустошила Европу; в странах-участниках по разным оценкам погибло от 20% до 60% населения. По итогам этой войны с 1648 г. сложилась «Вестфальская система», которая провела по Европе жёсткие границы и создала «баланс силы» больших централизованных государств. Внутри этих государств жители стали намного чувствительнее к своей большой «национальной» идентичности.

Национальное единство, созданное на основе общей культуры, стало постепенно приходить в противоречие с монархической государственностью. В 1576 г. юрист Жан Боден сформулировал в трактате «Шесть книг о республике» (Les Six Livres de la République) понятие суверенитета как «абсолютную власть над общим делом», (лат. «общее дело» - res publica, т.е. государство). «Суверен» по Бодену - это самодержец, лицо, над которым нет власти другого лица, и которое подчиняется лишь Бог (или никому не подчиняется). Суверен Средних веков - это монарх. Монарх правил по воле Бога, избравшего его и его потомков для власти. Это представление не оспаривалось средневековой ментальностью, но в новом националистическом сознании оно приходило в конфликт с представлением о том, что люди общей культуры, которые делят общую территорию и общие ценности - символические братья и вправе совместно решать свои общие дела.

Из представления о всеобщем братстве нации вырастает доктрина «народного суверенитета», народа и его воли как источника высшей власти. Вслед за Боденом в XVII-XVIII вв. проблему суверенитета рассматривали философы Томас Гоббс (1588-1679 гг.), Джон Локк (1632-1704 гг.) и Жан-Жак Руссо (1712-1778 гг.) купить произведения Жан-Жака Руссо. Для современного понимания демократического строя особенно важен Локк, заложивший в «Двух трактатах о правлении» (1689 г.) представления об основах народовластия; идеи Локка прямо заимствовались идеологами Американской и Великой Французской революций. Культурный национализм, развиваясь, приводит не только к формированию национальной государственности, но и к смене политического строя с монархи на демократию. Те немногие монархии, которые пережили потрясения XIX-XX вв., радикально изменились именно в направлении своей интеграции с гражданской нацией, которой они правят, и передали большую часть власти избираемым парламентам.

Возможна ли демократия без национализма? На этот вопрос теоретический ответ дать невозможно, а практически эту гипотезу проверить нельзя. Но анализ стойких демократий показывает, что почти все они созданы в государствах, где сформированы мощные нации, а в странах, где процесс формирования наций прошёл с опозданием, или был прерван, демократия приживается хуже и неустойчива. Для гражданской нации демократия - наиболее естественная форма политической самоорганизации.

Наконец, со II половины XVIII в и особенно в XIX в. процесс культурно-национального строительства был завершён literati - образованными классами. Поэты, художники и писатели создали «национальный миф» - развёрнутый художественный образ прошлого и настоящего нации. Особенно интенсивно национальным творчеством занимались представители направления романтизма.

Националисты-литераторы не очень заботились о точности родства с прошлым. Германской нации предложили в отцы-основатели романизированного кельта-херуска Арминия. Шотландский клеймор - противоконное оружие швейцарских наёмников. Поэт Джеймс Макферсон сочинил целый цикл легенд вымышленного «барда Оссиана». Шарль де Костёр превратил средневекового немецкого плута Ойленшпигеля в героя освободительной борьбы фламандца Тиля Уленшпигеля. Маркграф Карла Великого Ожье стал «Хольгером-Датчанином» Фридриха Кунцена и Ганса Христиана Андерсена… купить произведения Ганса Кристиана Андерсена Нации получили героев, историю, фольклор и поверили в то, что они существовали если не всегда, то очень-очень долго, и нет никого, кто б не принадлежал к той или иной нации «от отчич и дедич».

Этим строительство культурного национализма было в целом завершено. Национальные легенды не были исторически точными, зато они будили лучшие чувства, окончательно сцементировав «воображаемые сообщества» - которые уже давно не воображаемые, а реальны донельзя.

Так Европа выдумала себя заново. В процессе создания наций европейцы потеряли единую общеевропейскую высокую латинскую культуру, приобрели вместо неё много народных национальных культур, стали из правоверных скептиками, сменили политический строй с преимущественно монархического на преимущественно демократический и полностью поменяли своё самосознание.

К добру ли, к худу ли - но это тот мир, в котором мы живём, и которого бы, возможно, не было, если б печать не создала возможность легко и недорого тиражировать знания и новости.

© Юрий Аммосов, советник руководителя Аналитического центра при Правительстве РФ

Впервые опубликовано на сайте Republic

← Вернуться
хостинг для сайтов © Langust Agency 1999-2024, ссылка на сайт обязательна